А вечером мы сидели на кухне и составляли список продуктов, который нужно будет купить к моему празднику.Времени до дня рождения оставалось все меньше, но это как-то не радовало. Мне ничего так не хотелось, как забиться в угол и переждать грозу – телефон начали обрывать родственники с одним-единственным вопросом. Что тебе подарить? Меня так это мучило, что я у всех без исключения попросил луну с неба. Муж моей тетки, у которого чувство юмора недалеко ушло от маминого, усмехнулся:
--А сертификат тебя устроит?
Он был единственным родственником (родители не в счет), которого просьба не озадачила. Выслушав мои пожелания по поводу оформления документа, он положил трубку, пообещав нарисовать. Я улыбнулся.
Koi жарил картошку фри. Это было нелегко – рядом стояла дочка, крепко вцепившись в папины брюки, и поминутно открывала рот, как голодный галчонок. Такеши не успевал выбирать кусочек, а Каэде уже сообщала, что все съела. Я посмотрел на нее и решил, что с нами двумя koi вполне справится. Подошел и «встал в очередь». Koi в очередной раз помешал аппетитные ломтики в масле и протянул мне один:
--Что у тебя с лицом, радость моя?
Я задумчиво пожевал горячий картофельный ломтик:
--Чего они все от меня хотят?
--Поздравить, я думаю.
--Такеши-и…
--To-ou-sa-an, - заныла мелкая с другой стороны.
--Одолели, - засмеялся Такеши.
Он отложил лопатку, поднял на руки мелкую и, поцеловав, протянул ее мне:
--Мойте руки, скоро за стол. А ты, моя хорошая, обещай папе не кушать пасту?
Дочь энергично закивала. Это был просто бич: стоило нам оставить в ее досягаемости тюбик с зубной пастой, она обязательно ее пробовала. Как правило, после она рыдала (Паста невкусная – так хоть слез ведерко), но исследований своих отчего-то не прекращала.
Ужин прошел нормально. Каэде перетаскала с тарелки любимого все мясо, выдула чашку чая и, наконец, разрешила Такеши поесть. Причем, каждый кусочек, который он собирался съесть, она комментировала:
--Папа, ам.
Счастливый детский визг.
--Папа…
Долго Такеши не выдержал: засмеялся, уронил хаси. Каэде тут же сползла на пол и, подняв их, посмотрела на любимого в прищур:
--Ам?
--Ма… забери ее, - протягивая руку за стаканом яблочного сока, - дайте хотя бы попить. Подавлюсь же… Идите, соберитесь на улицу.
Мне осталось только пожелать нашему папе приятного аппетита.
Гуляли недалеко и вполне мирно. Если только не считать соседской кошки, которую дочь замучила до полусмерти. Кошку вернули владелице, она поскорее ушла гулять от нас подальше, а Такеши долго втолковывал мелкой, что нельзя никого обижать.
--Не Михару! – недовольно сказала Каэде.
Был у нас во дворе мальчик – тоненький, как тростиночка, непроходимо добрый (Хочешь все игрушки – бери!), и наша красавица постоянно пробовала на нем свою ярко-желтую лопатку.
--Да, не Михару. Кошка. Марио тебя накажет, тебе больно? Кошке тоже больно. И прекрати мне…
Мелкая потупилась, попу на всякий случай закрыла ладошками и заныла:
--Люблю папа…
В доказательство своей любви папа качал ее на качелях. Еще мы по оказии рисовали на асфальте – кто-то забыл на лавочке у подъезда синий мелок.
После прогулки Каэде показали мультики и на час положили подремать, и Такеши занялся мной. Я был ужасно доволен потому, что меня не воспитывали, а просто сгребли в охапку. Я сразу себя таким маленьким почувствовал.
--Так чего ты там ныл утром? - спросил Такеши, гладя меня по плечам.
--Я не ныл, я возражал…
--Извини, я не понял, - Такеши улыбнулся.
Я хотел спать, а потом Такеши ко мне пристал… немножко… и оказалось, что я уже спать расхотел.
Не знаю, что на koi нашло, но он устроил на обоим гастрономический секс. Ну, я не знаю, как по-другому сказать. Я весь в клубнике был. Такеши, наверное, наелся на ближайшие сто лет. Перепачкался точно. Поначалу любимый «крепыш» koi показал себя с плохой стороны. Не помогли ни губы, ни руки, и все оттого, что мне хотелось подурачиться. Такеши даже притворился обиженным. Потом усмехнулся и сказал:
--Вот так, чуть недосмотра, и все рушится.
--В пыль, - промурлыкал я.
Я вопил, что не пирог с начинкой и хочу в душ. А потом возмущаться перестал. Потому, что Такеши ласкал меня языком. У меня было ощущение, что самое нежное (самое нужное?) съедают, потому, что Такеши собирал с меня языком клубничную мякоть.
--И тут немножко, - шептал он, - и здесь…
В голове все путалось, перед глазам роились черные мошки. Мне не хватало совсем чуть. Я начал подаваться вверх, чтобы он обхватил меня губами сильнее. Ритм Такеши принял, но в паху все равно все ныло и горело. В голову лезли всякие непотребности, хотелось, чтобы он сделал из ряда вон выходящее, и я прошептал:
--Давай поиграем в снежки?
Такеши сначала не понял меня, а когда до него дошло, до чего я додумался, он сказал «Нет». Резко сказал. Думаю, если бы я попросил его об этом не в процессе, а в начале мне бы еще и перепало бы. Я решительно не понимал, что здесь такого. И чем мы только не занимались…
--Ну, koi…
--Насмотришься всякой дряни.
--Ты же сам говорил, что нас никто не видит. Почему они могут, а нам нельзя?
Такеши ничего не ответил
Я кончил и никаких снежков мне не перепало. Такеши улегся рядом и принялся перебирать прядки моих волос, изредка целуя виски и лоб. Я все ждал, что он скажет…
--Ты чего молчишь? Я попробовать хочу. Я прочитал «снежки», интересно же…что это…
Koi смеялся так, что я обиделся:
--Конечно, я – дурак. А ты у нас умный. Над Сайто ты бы так не смеялся.
--Ладно, колись, чего ты там начитался?
--Ты знаешь, - буркнул я.
Такеши кивнул:
--Мне важно то, что сейчас в твоей голове…
--Там писали, что это такая разновидность, - я запнулся, - ну…
--Минета, - подсказал Такеши на ухо.
Я покраснел и забормотал:
--А на форумах все постят смайлики и орут, что это здорово, а мы не… какая разница – клубника или мороженое… я попробовать хочу…
Такеши сказал только одно:
--Глупый ты у меня еще…
Натянул плавки и ушел на кухню. Я сидел и дулся. Он меня раньше больше любил, а теперь чуть что - дураком… не буду его сегодня любить. Может быть…
Такеши вернулся со стаканом молока.
--Хочешь?
Я помотал головой.
--Кстати, о снежках, - Такеши отхлебнул немного из стакана и потянулся ко мне.
Он поил меня так в машине по пути на источники, и я боялся, что у меня намокнет рубашка. Сейчас я был совсем раздет, и по подбородку моему лилось молоко. Я глотнул и удивленно на него уставился:
--Ты чего?
--Пытаюсь удовлетворить твое любопытство.
--Мне не нравится – я весь в молоке.
--Надо было пить, а не елозить. Настоящие «снежки» тебе бы понравились еще меньше.
--Меньше?
Я плохо соображаю, да. Такеши после сказал, что рад некоторой моей неосведомленности. А я сидел красный, как рак. Догадавшись, что в этой игре молока никто не пьет, я чувствовал себя крайне неловко. Мне неожиданно вспомнилось, как koi в Киото дотронулся до моих губ влажным пальцем, и я облизал их... но это нормально. А так…
Я уткнулся лбом в его плечо:
--Не надо снежков… вообще ничего не хочу…
--Не бери в голову. Молоко, кстати, вкусное. Там еще твоего любимого пачка. С карамелью. Будешь?
Я кивнул и вздохнул::
--Это уже было. Я плакал, а ты предлагал мне молока.
--И что?
--Я не взрослею и постоянно делаю глупости.
Настроение мое подправили теплый душ и молоко, которое я пил, сидя у koi на коленях. Он целовал меня в макушку и говорил, что любит. Это блаженство закончилось его шепотом:
--Лучше начать взрослеть. Каэде вот-вот прибежит.
Ребенок пришел минут через двадцать – недовольный и с явным желанием нарваться на стояние в углу или другие дисциплинарные меры. Такеши меня лишили сразу:
--Каэде с папой сама!
Это означало, что мне нужно сесть на диван, а еще лучше вообще заняться чем-нибудь, пока у ребенка не пройдет очередной приступ любви к папе.
--А можно мне молоко допить? – спросил я, ухмыляясь.
--Пей, - смилостивилась дочь.
Ма, ты странный. Делай, что хочешь, только к папе не подходи…
Пока дочь елозила у koi на коленях, а он уговаривал ее пойти одеться, я решил позвонить домой. Набирая номер, любовался собой в зеркале. Стричься немедленно, а то я сам себя скоро не узнаю.
Трубку сняла мама. Я начал расспрашивать ее о том, как дела дома, и выяснилось, что папа еще не вернулся из своей поездки.
--А чего он?
--Занят, - уклончиво сказала мама, - но ко дню рождения приедет.
--А тетя?
--Амалия опять себя плохо чувствует, а Альбину Фило ни за что одну не отпустит. Не знаю, выберутся ли. Но они обязательно тебе позвонят. Фило сказала, Альбина тебе стихи написала.
--Наша малышка пишет стихи? – я улыбнулся. Мам, приезжай к нам. Что тебе одной, а? К нам только Сайто с Ацуко придут... пожалуйста.
--Договорились. Но если все соберутся, ничего не меняется, - добавила мама.
--Нет.
Тетя Фило, скорее всего, не стала бы вникать в наши с koi отношения, но нам с Такеши не хотелось травмировать ее дочерей, и поэтому мы договорились, (точнее, Такеши настоял), что я поеду получать поздравления один.
--Зачем Альбине лишняя пища для ума?
Я обнял его и сказал:
--Она и так у нас смекалкой не обделена.
Я знал, о чем он думал. Koi чувствовал себя неловко, из-за того, что мне придется поехать одному. Иногда наши отношения причиняли ему дикую боль потому, что он считал, что, оставаясь с ним, я себя чем-то обделяю. У меня подобных мыслей в голове не было, и я переживал, что у него они как раз были.
--Не хмурься… и не думай. Мне не нужна девушка. Мне ты нужен…
Я вернулся на кухню.
--Мама приедет к нам.
--Замечательно, отозвался Такеши, ставя в холодильник якитори.
--А тетя не приедет – старшая дочь заболела.
--Плохо, - любимый помрачнел, - когда дети болеют, это очень плохо.
Потом мы скормили ребенку немного супа и тушеных овощей, после чего гуляли. Во время прогулки зашли в кафе, побаловались каким-то мудреным десертом с ягодами и апельсиновым джемом (всю верхушку моего десерта Каэде решила взять себе), а потом пошли в кино на детский сеанс. Мультфильмы были коротенькие, про каких-то непонятных зверей – круглых, пушистых и разноцветных. Каэде была в восторге и поминутно вопила:
--Neko wa ringo o tabemasu!
--Neko ja nai, - сказал Такеши, очередной раз подавившись соленым попкорном, - dobutsu desu.
--Neko moo…
--Такеши, она права, кошка - тоже зверь с лапами и…
Тут с заднего ряда на нас зашикали, и мы замолкли, предоставив Каэде возможность самой решить проблему существования сказочных персонажей.
А вечером мы сидели на кухне и составляли список продуктов, который нужно будет купить к моему празднику. Моя покупательная (и все остальные способности) спали мертвым сном, а koi, как маленький, упорный дятел, стучал карандашом по списку:
--Так я не понял – омлет берем или нет? Ты чего вообще хочешь?
--Клубнику и спать, - пробормотал я.
--Сейчас пойдем, - Такеши пробежался глазами по списку.
--Так, осталась выпивка. Чего?
--Молока и булочек, - я прислонился к его плечу.
Такеши сделал какие-то пометки в списке.
--Не волнуйся, папа обещал хорошего вина. Тебе ведь нравится итальянское вино?
Он улыбнулся, и я признался:
--Больше всего я сейчас хочу спать.
Следующие два дня мы по оказии провели вдвоем без ребенка. Каэде мама взяла, а мы с koi уехали за город – прибраться в родительском доме. Такеши сказал, что если мы собираемся отмечать там мой день рождения, надо избавиться от пауков, даже несмотря на то, что они приносят в дом деньги.
День выдался сухим и жарким, и я с надеждой ждал обещанного синоптиками дождя. Лежал на заднем сидении нашей красавицы-тойоты и был безмерно рад, что нам не надо ехать поездом – по жаре ныло сердце.
В салоне было уютно. Koi и в машине умудрялся создавать какую-то такую атмосферу, что я даже забывал, что в пути. На лобовом стекле появилось забавное существо – рыженькое, лохматенькое, с маленькими стоячими ушками. Оно держало в лапах стакан и имело весьма довольный вид.
--Кто это? – я долго рассматривал зверя, но так и не придумал, как его обозвать.
--Аки-тян. На этикетке написано, - сказал Такеши, поглядев на часы. – Еще минут сорок.
--Однако… он саке пьет?
Такеши протянул мне игрушку:
--Для непонятливых – она пьет молоко.
Koi не обманывал. На стакане для непонятливых было написано «gyuunyuu».
--Это сувениры такие. Осень ведь скоро…
--А почему с молоком?
--Ну… не футбольный же мяч ей в лапы давать. Смотри, какая она…
Все оставшееся время в дороге мы гадали, к какому роду-племени Аки-тян принадлежит. Она походила на медвежонка, но у нее были кисточки на ушах. Рысью зверюшка быть не могла – мешал заячий хвост.
Такеши в дороге устал и, приехав, мы два часа валялись на татами и созерцали старую террасу. Голова любимого была забита ведрами и щетками.
--В детской окна надо открыть. И возле токонома веточки свежие поставить, - бормотал он. – А мы с Юкито здесь умудрялись в они-гокко играть, и бабушка говорила, что мы ей дом обрушим. А на террасе…
--Я уберусь тут… поцелуй меня.
Пока мы наслаждались друг другом, полил дождь. Я прижался к koi и сказал, целуя его ладонь:
--Пауки намокнут и убегут сами…
Такеши прижал меня к себе, и я уловил легкий цитрусовый запах его шампуня. Еще от koi пахло почему-то чаем и мятными пастилками…
--Родной, я так рад сюда возвращаться…
Мы так и уснули в обнимку.
За уборку взялись вечером. Когда мы проснулись, дождь прошел, и с листьев громко капало. Где-то в листве за верандой надрывала горло какая-то пичужка. Вставать не хотелось, но я взял себя в руки.
Перекусили лапшой. Во время поедания оной решили, что сегодня займемся террасой потому, что в бывшей детской Такеши уборки часа на три, и вторая комната выглядит вполне сносно. Полы вымыть, пауков разогнать (их пяток на весь дом), вещи разобрать и все. Останется только о-фуру почистить. А на террасе завал – одежда, рыболовные снасти, в углу под брезентом старые игрушки. Громадье каких-то коробок… Видимо, Юкито давно сюда не приезжал…
В качестве обмундирования Такеши выдал мне передник, в который меня при желании можно было бы раз пять обернуть. Я надел его поверх старой рубашки и вышедших из моды (и моего гардероба) штанов. В гэта мне никогда ходить не нравилось, а убираться в них я и вовсе желанием не горел. Поэтому прихватил из дома старые пляжные шлепанцы.
Koi тоже оделся подобающе, тем более, что ему предстояло самое главное и почетное: выплеснуть на террасу первое ведро воды. За ним даже идти не пришлось – в ход пошла дождевая.
Мы все чистили-чистили, а грязь все была и была. В какой-то момент мне стало казаться, что я протру доски до дыр, и поясница заболела, но веранда еще не приняла приличного вида. Такеши убирал снасти, а заметив, что я начал сгибаться знаком вопроса, убрал и меня – плюхнул в старое кресло и опустил рядом на пол большой ящик с плюшевыми игрушками.
--Старые на помойку. Приличного вида звери – в многодетные семьи.
Я покопался в этом зоопарке и уже две минуты спустя почувствовал мальчишек всей Японии ущемленными в праве на счастливое детство.
--Koi!
--Что такое? – отозвался он с террасы, выжимая тряпку.
--Здесь одни кролики и куклы!
--А ты хотел немецкую железную дорогу в отличном состоянии? Это Сакуры игрушки.
--Извини. А они ничего взять не захотят?
--Юкито забрал жирафа и зверюшку, похожую на нашу из машины.
Вечером, когда терраса была наконец приведена в божеский вид, мы устроились на ней, чтобы выпить саке. На луну никто не смотрел, хотя, она, наверное, была прекрасна. Я уплетал тамагояки, а koi пытался вспомнить что-то очень важное. Причем вспоминалось это важное только ради меня. Значит, это не связано ни с работой любимого, ни с детской поликлиникой. Я был заинтригован донельзя.
--Не помню, значит, не так важно, - успокоил сам себя Такеши. –Adorato, ты не заблудишься, если я пошлю тебя за арбузом? Он в холодильнике, - koi улыбнулся, - помнишь, мы как-то брали такой…
До холодильника я добрался без приключений. Пока я шел, у меня складывалось ощущение, что где-то в доме есть кошка. Вот выскочит на меня из-под стола. Стуки и шорохи прекратились, я вытащил упаковку с арбузом и вышел обратно.
--Koi, а у тебя тут кошки живут?
--Только соседская иногда навестить заходит. А что?
--Стуки сверху какие-то. Шорохи. На чердаке…
--Ма, это летучая мышь проснулась. Бывает, прилетает к нам спать. Пойдем-ка, что покажу…
Естественно, он повел меня на чердак. Хотя, это громко сказано. Я поднимался по лестнице – она скрипела, а я думал, что, в принципе, если не увижу мышь, не умру.
На чердаке было море книг, старая этажерка, несколько стопок периодики, два старых татами. Нанос, какие-то запчасти… одним словом, бардак.
--Завтра здесь убираемся тоже, - сказал я тоном, не терпящим возражений. – Тут и твои вещи есть?
Такеши улыбнулся:
--Есть одна…
Я с ужасом подумал, как он будет перетряхивать весь этот хлам, но он на удивление быстро нашел нужный сверток, и мы начали спускаться, решив, что посмотрим, когда спокойно сядем, а не на бегу.
Я развернул сверток уже на веранде, когда Такеши разлил саке. В ткани хранился плюшевый желтый медвежонок – чистый и очень ухоженный, если можно так об игрушке.
--Это Кума-тян, - улыбнулся koi. –Всегда сидел у моей подушки. Спал со мной. Я тебе про него говорил.
--Точнее, про его нос. Какие подробности…
Да-да, это был тот самый мишка – без носа.
--Можно я его заберу? Пришью нос, - я улыбнулся.
Такеши кивнул и подал мне саке.
Ночью никак не мог уснуть. В незнакомых домах всегда много звуков. Дома-то на них внимания не обращаешь, а когда место незнакомое все звуки становятся громче. Я долго дергал Такеши, который из-за меня тоже не спал:
--Koi, что это?
--Спи. Ветер поднялся.
--При ветре звук не такой. Что это?
--Это мэцуке за тобой охотятся.
--Тебе все шутить. Вот они меня украдут и…
--Ма, если ты не угомонишься, я тебя сам им отдам.
Второй день уборки прошел на удивление быстро. Наверно, из-за того, что основную грязную работу мы сделали вчера. Нам осталось только гулять до помойки с большими коробками старья и обратно. Безносый Кума-тян сидел на веранде и наблюдал, как мы делаем дом чище. Окна Такеши открыл настежь, наказав мне при этом не сидеть на сквозняке, если я возьмусь что-то перебирать. Но потом он, видимо, передумал и послал меня в сад – оценить искусственную фигурку аиста у ручья. Ручей был настоящим, вода негромко бормоча что-то, струилась вниз, выплескиваясь на положенные рядом для красоты камни. Я полюбовался всем этим немного и вернулся к нему.
--Осталось только лягушек завести.
Домой вернулись поздно: пока помыли полы, пока протерли мебель и зеркала, пока поели, пока вещи собрали. Я успокоился только, когда Такеши запер дом и, пройдя по выложенной камнями дорожке, посадил на одну из наших сумок Кума-тяна.
Оставшиеся до моего взросления дни мы ходили по магазинам с тем самым, заранее сделанным списком и покупали всякое вкусное.
--Видишь, как удобно? – спрашивал довольный koi, - не надо в последний день голову ломать.
Я только кивал.
Еще одна предпраздничная деталь: я всех обзвонил и сказал, где и во сколько жду. Сайто пообещал приехать самым первым.
--Самыми первыми все равно мы будем, - сказал Такеши, нажав на кнопочку громкой связи, - мы выедем накануне.
--Семья черепашек, - догадался Сайто, - все я убежал. – Моя половина опять не знает, что надеть. Пора нести покой в массы.
У нас покоя в массах не было совсем. Смекнув, что папа куда-то собирается, и, решив для себя, что его опять долго не будет, Каэде в день отъезда за город всю дорогу супилась и ходила за koi хвостом, а вечером, уже в прихожке, разразилась слезами.
--Папочка, - голосило наше сокровище, - Каэде слушаться будет...
Папочка, реагирующий на детские слезы очень плохо, не знал, что ему делать. Сумки были свалены в прихожке, а он ходил с мелкой на руках из комнаты в комнату и повторял:
--Дочь, ты чего? Папа поедет прогнать с чердака летучую мышь. А ты с бабушкой завтра приедешь. Я тебе черешни намою…
Он носил ее на руках, пока не приехала мама. Бабушка пустила в ход не только летучих мышей, но и комаров с Тразимено и безносого медвежонка.
--У нас же Кума-тян есть. С ним надо побыть. Папа ему и так нос отгрыз...
Ребенок проявил к медведю живое участие, но на всякий случай поинтересовался, зачем папе его нос.
Мы под шумок спустились к машине. Такеши, занимая законное водительское место, сказал:
--Хоть работу меняй. Ребенок у нас с тобой неврастеником растет…
Доехать до летучей мыши получилось затемно. Выпили по стакану питьевого йогурта и завалились спать. Я так устал чего-то, что мне было плевать на все шорохи сразу. Я даже толком koi спокойной ночи не пожелал…
Первым, что я увидел, проснувшись, был огромный букет гвоздик. Нет, я неправильно выразился – мне казалось, он занимал полкомнаты. Я улыбнулся, выбрался из-под одеяла и подбежал посмотреть. Бутончики были трех цветов – рыжие, белые и темно-красные. Прямо вино. Я рассматривал это великолепие, ни капли не думая о том, что надо бы одеться. Хотя плавки найти. Цветы хотелось понюхать. Я был так поражен, что даже забыл, что гвоздики не пахнут.
--Ой, - послышалось у меня за спиной, - как мне повезло. - Виновник торжества уже встал и еще не оделся. – С днем рождения!
Koi подошел и обнял меня.
--Где ты взял их столько?
--Вырастил за ночь, - шепнул он.
--У меня нет столько ваз.
--Не беда. Надень плавки, что ли, пока koi тебя не съел.
--А гвоздички?
--У нас есть замечательная мама. Она по секрету сказала, что займется твоими цветами. Не пропадет ни бутона. Надевай плавки.
Я прошлепал босыми ногами по нагретому солнцем полу до шкафа, куда вчера наспех сунул сумку с вещами, и задумчиво пробормотал:
--Что бы такое надеть?
--Определишься – приходи завтракать.
Я больше думал, чем одевался. Мало того, я показался сам себе предсказуемым. Матроска и белые брюки. Таби тоже белые.
На завтрак были омлетные палочки, йогурт и тирамису с клубникой.
--Буду поднимать тебя выше радуги, - улыбнулся Такеши, - пробуй.
--Сейчас не надо, сейчас гости придут.
Даже если бы я хотел придраться, у меня не получилось бы. Во-первых, было вкусно, во-вторых, это беспроигрышный вариант. Такеши сидел напротив и ждал, чего я скажу.
--Рецепт мамин, да? – я облизал ложку.
--Как догадался? – koi не удержался и попробовал кусочек.
--Она никогда не покупает савойярди для тирамису, она их делает сама. И сахар – его у мамы всегда чуть меньше, чем в рецепте.
--Может, рецепт другой?
Я покачал головой.
--Рецепт тот самый.
Потом начались приятные хлопоты – скатерки, готовка, пересчет бокалов и чоко – во время которых мы уговорили бутылку вина и умудрились разбить пару чашек. Koi хохотал и пугал меня каракатицей – она лежала на разделочной доске (страшная-престрашная) и ждала своего часа. Такеши был полон энтузиазма приготовить ее с грибами и бамбуком. Я смотрел, как он с ней управляется и заранее ныл (ныть всегда лучше заранее – вдруг все обойдется?):
--Я не смогу ее есть. Она какая-то страшная.
Koi приподнял каракатицу над доской и сказал «Бу-у». Я отстранился и дернул плечом.
--Такеши!
--Ма, посмотри, как она мила! – он снова согнулся от смеха.
--И после этого ты говоришь, что я красивый?
Я приготовился было ответить ему по всей по форме, но тут он понизил голос и сообщил:
--А к кому-то мама приехала…
Я обернулся. Мама с Каэде действительно стояли в дверях.
--C днем рождения, сын, - мама подтолкнула ко мне дочь.
Каэде покрутилась передо мной, чтобы я оценил купленное бабушкой платье, и потом вспомнила, что надо сказать:
--Tanjoubi omedetou, Mario!
--Ты сегодня очень красивая. Спасибо.
Мы друг друга похвалили, и мелкая воодушевилась:
--Прятки?!
--На террасу нельзя сейчас, там волк спит, - мгновенно начал фантазировать папа.
--Во-олк? – протянула дочь. Большой?
Папа кивнул:
--Пока волк не проснулся, иди руки помой.
--Якитори не надо ему…
--Ему, может быть, и надо, но мы не дадим, - отозвался Такеши.
Потом Каэде кормили, каракатицу перчили, а гвоздики «прятали» в сфагнум. Дочерью занимался Такеши, цветами – мама, а страшная каракатица досталась мне. Я не успел ее испугаться – раздался первый телефонный звонок.
--Иди, сказала мама, улыбаясь, - твоя Агнесс.
Няня звонила из Берлина, где гостила у племянницы, радовалась хорошей погоде и, как всегда, называла меня на «Вы».
--С днем рождения, дон Марио…
--Спасибо, Агнесс. Как ваше здоровье?
Такие вопросы она всегда игнорировала, смеялась и говорила, что я все такой же…
--Знаете, у меня на завтрак сегодня был тирамису…
--Помню-помню. Лучше вашей мамы савойярди никто у нас не делал.
Мы говорили еще минут десять. Агнесс приглашала осенью в гости. Я обещал, что приеду, тем более, что в этом году еще у нее не был.
Сайто с Ацуко приехали, когда я домучил каракатицу, и, отдыхая, слушал Альбину, которая пыталась читать мне стихи. Ребенок нервничал, тетя Фило на том конце провода восторгалась его талантами, а «дядя Марио», прикрывая ладонью трубку, здоровался с сенсеем и его половиной.
Какое-то время к звонящему телефону никто не подходил – все сновали с кухни на терассу и обратно. Мы с Такеши открывали бутылку вина, и львиная доля его осталась на брюках любимого. Каэде терроризовала сенсея игрой в они-гокко, и, повизгивая от переизбытка эмоций, бегала по терассе, пытаясь его осалить.
В какой-то момент я упал в кресло с мыслью, что если сейчас эта беготня не прекратится, я оглохну. Посидеть не удалось – пришел Такеши с куском каракатицы и попросил попробовать на соль.
--Ма, там сыр на тарелке… мягкий, белый. Съешь?
Я кивнул и пошел утащить с тарелки кусок любимого сыра. По дороге мне сунули в рот тонкий ломтик ананаса в шампанском, и Ацуко, проходившая мимо с тарелкой мясной нарезки, шепнула:
--Готовься к подаркам.
Я не знал, как к ним готовиться, поэтому просто сидел и раскладывал салфетки. Меня оторвали – в дверях появился Такеши с Каэде на руках, следом вошли Сайто с огромным мешком, и мама с Ацуко. Я отложил салфетки и улыбнулся:
--Вы все ко мне?
Меня все хором поздравили. Я, как воспитанный мальчик, разворачивал подарки при гостях. Первый был самый трогательный – дочь нарисовала мой портрет. Ну, там – точка, точка, запятая. Я прослезился. Ребенок смущенно улыбался и обещал нарисовать кошку и тигру.
Во втором свертке была автомагнитола, как раз такая, как мы с Такеши хотели. Сайто протянул мне в довесок подписанную аккуратным почерком Ацуко открытку и сказал, что примерять «обновку» пойдем позже. Я кивнул и потянулся к очередному подарку.
У меня ёкало сердце. Я надеялся, что в одном из двух последних подарках найду билет до Капри, в голове было только одно «Мы с koi уедем, уедем». Как припев к песне.
Мама вручила сертификат на приличную сумму лир и подарочное издание иллюстрированного словаря. Такеши, сияя, как начищенный таз отдал туфли от Эрнесто Долани. Я был в шоке потому, что ничего ему об этой коллекции не говорил – дорого по нашей семейной жизни покупать мне обувь с элементами ручной работы. Наверно, koi мама подсказала. Надеюсь, что и покупали они это вместе…
--А это от папы…
Отец подарил мне деловой костюм. Как раз под туфли, улыбнулся я.
--Кому-то завтра перед зеркалом стоять, - хмыкнул Сайто.
Мама протянула мне коробку:
--Это тоже от папы.
На первый взгляд это была обычная коробка шоколадных конфет. Очень красиво оформленная – с бантом и «посеребренными» уголками. Но я замолк не из-за этого. Я смотрел на крупные красивые буквы, перечитывал название, и у меня не получалось нормально вдохнуть.
Папа назвал новый сорт своих конфет моим именем.
--Спасибо...
--Он позвонит тебе попозже, - кивнула мама.
Наконец сели за стол. Мне не хотелось есть – просто посидеть. Говорили тосты, но я слушал вполуха – устал. Но все равно было очень приятно.
Каракатица произвела фурор. Даже ребенок поел без капризов. Я хоть и говорил, что не смогу ее есть, тоже жевал ее с удовольствием. По вкусу она сильно напомнила мне кальмара, но это ее достоинств не умалило. Я остался очень доволен, тем более, что помимо щупалец и мантии этой красотки на столе было все от тушенных овощей до мягких сыров.
Я положил себе сырного салата и изредка «клевал», находясь в том приятном состоянии, когда уже наелся, но силы и желание съесть что-то вкусное еще есть.
Каэде воодушевленно уминала тушенные овощи и мясо, Такеши предлагал Ацуко десерт, а я думал, что, как ни крути, день удался. Зря я его так боялся.
--Марио, папа звонит, - голос мамы вернул к действительности, и я вышел в прихожую поговорить.
Папа извинялся, что не смог приехать, поздравил и спросил, все ли мне понравилось.
--Все. Знаешь, я не ожидал…
--Конфет?
--Да. Так приятно было…
--Что ты шмыгал носом? – папа хмыкнул.
--Угадал.
--Для любимого сына я еще не то сделаю. Ладно, иди. Передай мама привет. Скажи, что я все подписал, вернусь дня через четыре. Пусть не волнуется. Тут задерживают рейсы.
--Хорошо.
Мы попрощались, но к гостям я вернуться не успел. Позвонили в дверь.
--Откроешь, Ма? – крикнул Такеши.
--Да!
Я спьяну долго возился с замком, и был безумно рад, когда дверь наконец открылась.
Если бы я был трезвый, я бы разволновался еще больше. Но я, признаюсь, еще минуты две вспоминал, где видел эту девочку в желтом платье с узким поясом. Мужчину, стоящего рядом с ней, узнавать не пришлось. Я просто сказал «Привет, Изуми-сан». Мацумото улыбнулся, но меня больше волновала девочка.
--Мидори-тян, ты что, опять упала? Потерялась? Где твоя мама?
Девочка улыбнулась:
--Здравствуйте, Марио-сама. Мы вас искали-искали…
--Изуми, где ты ее нашел? У меня где-то ее адрес домашний был. Отвези ее, ладно? Никак не могу сегодня. Гости…
Я нашел записную книжку, стал листать.
--Марио? Все хорошо? – теперь уже волновалась мама.
--Да! – я взял книжку и вернулся к Изуми.
--Вот, нашел, - я протянул ему листок.
--Марио-сама!
--Что, Мидори-тян?
--Я хочу познакомить вас с папой.
--Детка, я обязательно познакомлюсь с ним. Только давай не сегодня.
--Почему?
--У меня гости.
Мидори-тян задумалась и в какой-то момент подняла глаза на Изуми:
--Пап, что будем делать? Завтра придем?
Примечания:
--Neko wa ringo o tabemasu! – Кошка ест яблоко.
--Neko ja nai, … - dobutsu desu. – Это не кошка, это… животное.
--Neko moo… - Кошка тоже…
«gyuunyuu» - молоко
они-гокко – японские салочки
Kuma – медведь
Мэцуке – шпионы сегуната в древней Японии
Tanjoubi omedetou, Mario! – с днем рождения, Марио!
Тирамису – итальянский десерт. Tiramisu – поднимать высоко вверх. Считался возбуждающим лакомством из-за сочетания кофе и шоколада.
Савойярди – бисквитные палочки, необходимый компонент тирамису.
|
